Норма белокаменная
Накормив до отвала свиней и убедившись в том, что бараны крепко спят, Марина Ладынина и Владимир Зельдин, взявшись за руки и нежно улыбаясь, признаются, что друг друга никогда не забудут, ведь они повстречались в Москве. Идет-шагает по столице курносый, веселый и положительный Никита Михалков. А Вера Алентова и Ирина Муравьева, утирая слезы, которым этот город не верит, волокут свои чемоданы по мраморным ступенькам высотки на площади Восстания, чтобы впоследствии хотя бы частично обрести счастье в объятиях настоящего московского мужика Алексея Баталова.
Новая жизнь
Теперь все иначе. В московском метро обретается не наивный Никита Сергеевич, а испорченный Станислав Павлов, непрофессиональный актер, студент медицинского вуза. Он там совокупляется с Татьяной Друбич. В высотках больше нет консьержек. Друзья, повстречавшись в Москве, не только друг друга тотчас же забывают, но еще и кидают, и даже убивают. Согласна, все это печально. Но не то чтобы неожиданно. Москва — городок беспокойный, об этом знают все — от мальчишек, предлагающих на стоянке у Макдональдса помыть вашу машину, до старушек, предлагающих у Киевского вокзала купить у них пачку («еще с хороших времен остались») макарон 1978 года выпуска, лишь слегка тронутую мышами. Можно, конечно, взгрустнуть на досуге по этому поводу. Мол, ну и местечко нам досталось для выживания. А можно и не грустить. Но вот одного точно делать не следует — не нужно, руководствуясь этим общедоступным знанием о характере столицы нашей родины, снимать кинофильм. Потому что соображений типа «в Москве очень крутые дела случаются» для успеха такого начинания явно недостаточно.
Новые таланты
И ведь для того, чтобы поведать кинозрителям, какие в нашей Москве дела случаются, собрал режиссер Александр Зельдович ну буквально все лучшее, что у нас (причем не только в Москве) имеется. Сценарий написал культурный феномен Владимир Сорокин, а музыку — композитор европейского уровня, петербуржец Леонид Десятников. Москвичек и москвичей сыграли Наталья Коляканова, Ингеборга Дапкунайте, Татьяна Друбич и Александр Балуев. Ансамбль должен был дополнить Максим Суханов. Но он отказался, узнав, что по сценарию ему придется сношаться с г-жой Дапкунайте через карту с дыркой, прорезанной на месте города-героя Москвы, воплотив таким образом в жизнь желание сценариста и режиссера трахнуть столицу нашей родины. Так и появился в этом насквозь профессиональном коллективе студент медицинского вуза, по-видимому относящийся к такого рода нравственным проблемам с глубоко медицинской точки зрения.
Новый Чехов
Я думаю, каждый из нас помнит себя выходящим из кинотеатра, захлебывающимся от злости. Чаще всего наш праведный гнев обрушивается на соседа, громко храпевшего в продолжение всей картины, на режиссера, снявшего откровенную лабуду, или на исполнительницу главной роли, отказавшуюся в самый ответственный момент обнажиться. Фильм Александра Зельдовича «Москва» представляет собой несчастное исключение. После финальных титров зритель с удивлением находит себя в состоянии параноидальной злобы на себя же самого. На то, что он потратил на эту «Москву» почти два с половиной часа собственной жизни, которые уже никогда не вернутся. На то, что он со сведенными от скуки челюстями смотрел, как человеку всовывают в задницу автомобильный насос, как заключается двоеженский брак и как белую пачку балерины заливают брызги крови почитателя ее таланта. Чтобы снять все ЭТО ни капельки не захватывающе, нужны какие-то особенные качества. И создатели фильма «Москва», отдадим им должное, обладают ими вполне. Ведь даже сорокинская любимая фекально-анальная тема в фильме не работает, хоть и используется. Вид трупа, залитого смесью томатного соуса с геркулесовой крупой, сильно напоминающей блевотину, или утверждение, что все мы наполнены фрикадельками вперемешку с картофельным пюре, сильно смахивают на сортирные разговоры младшеклассников и вызывают только легкое смущение за тех, кто это все придумал.
И не верьте никаким рассказам, что «Москва» — парафраз Чехова. «Вишневый сад» вперемешку с «Тремя сестрами», Лопахин, скрещенный с дядей Ваней. Сорокинская стилизация шиворот-навыворот, такая действенная в его текстах, в кино оказывается просто памяткой для окончивших курс средней школы по русскому языку и литературе. Потому что пьесы Чехова — это, в первую очередь, драматургия. А она в кинофильме «Москва» и не ночевала.
Взявшись за руки, уходят к фонтану «Дружба народов» свинарка и пастух, продолжает шагать по Москве веселая молодежь шестидесятых, прильнули друг к другу директор завода и настоящий мужчина в кепочке. Они, конечно, не самая изысканная компания. Но их пошлость и ангажированность были в свое время хоть кому-то нужны. Ирина, Маша и Ольга, ставшие в кинофильме «Москва» хозяйкой ночного клуба с дочками, не нужны абсолютно никому. В этой ненужности, кстати, есть что-то чеховское.