Женщины: их отношение к сексу

5 вечеров

Широко бытует мнение, будто мужчины и женщины ждут от секса разного. Женщинам якобы хочется любви и заботы, в то время как мужчин обуревают неугомонная похоть и хищные инстинкты, что мешает удовлетворять женские нужды. Для некоторых женщин секс сродни личным контактам с Добрым Боженькой, а иные мужчины видят в нем всего лишь сеанс аэробики, где спальня заменяет спортзал.

Однако привычные стереотипы часто оказываются вздором при свете подлинного опыта. Масса женщин предпочитает агрессивное поведение, равно как и не меньшему числу мужчин колоссальное удовольствие приносят романтика, ухаживание и долгие экстатичные свидания. Столпы обществоведения отмечают рост внимания партнеров к нуждам друг друга. Эти же исследования показывают: большинство людей знают, чего хотят, но стесняются, когда дело доходит до секса. Дальше простейших вещей почти никто не идет. Сегодня, на поводу у политкорректного рабства, мужчины боятся сказать подружке, чтобы та разбудила его с помощью рта. Классика! Но молчит, не колется. Та же картина и с прекрасным полом. Каждая боится прослыть гулящей, если осмелится попросить, чтобы связали ее или подвергли еще чему из того, что «Содома не делал со своей Гоморрой…»
Вот что говорит легендарный сатир Голливуда Джек Николсон: «Полюбуйтесь, как половая политика коверкает отношение меж людьми. После двух десятилетий псевдофеминизма бабам достались вконец выхолощенные их пропагандой самцы. Но даже теперь они недовольны своими бесхребетными сожителями».

Таково положение вещей на сей день — половая трещина ширится. Духовное разговаривает с плотским языком Нюрнберга и Гаагского трибунала. Давайте заглянем в тайники половой жизни пяти интеллигентных обеспеченных женщин, которых определенно не интересует секс «с фильтром», безалкогольный и политкорректный. Сделаем это для искоренения страха перед страхом. Пришла пора посмотреть, чего хочет женщина на самом деле.

Типичная товаровед из Франкфурта. Модная, нахальная, любит рисковать в личной жизни и работе, получает полмиллиона в год. Средний рост, большой бюст, талия узкая, ножки тощие. Курит в день по две пачки, способна перепить своих коллег по престижному банкирскому дому. Богатые родители, богемные знакомства, арендованные яхты в карибском районе, лыжные курорты. Длительные романы позади. Теперь Николь наслаждается сексуальной свободой.

Я ищу в сексе того же, что и мужчины. Мне нравится часто, крепко и быстро. Работа, знаете ли, давит, даже если она интересная, нужно гулять как следует, чтобы снять напряжение. Парням приходится многое объяснять, наверное, в постели со мной тяжело, но это лучше, чем симулировать оргазм, чтобы не обидеть партнера в лучших чувствах.

Мне было пятнадцать, когда по соседству с нашим домиком на Карибах (остров Св. Барта) поселилась чета англичан. Родители обедали с ними, и я абсолютно влюбилась в Ричарда. Он был высокого роста и чертовски элегантный. Жена его была не без снобизма, жаловалась на жизнь в Лондоне. Я стала носить узенькие бикини в его присутствии, то и дело заводя разговор о его предполагаемых изменах. «Да какие там любовницы», — отшучивался Ричард, сидя на террасе.

Однажды я сняла верх купальника, и подошла к пляжному креслу, где сидел Ричард и читал «Таймс». Он смотрелся очень стильно в роговых очках и старомодных плавках. Его явно волновал мой вид, но он думал, что за темными стеклами не видно, куда он смотрит, — на мою девичью грудь. Мы заговорили о французской литературе, и он стал цитировать Камю. Я пропала. Вот уже год к тому времени я была сексуально активна, так что опыт у меня имелся, да… Но тут ведь и мои родители, и его жена… Но вскоре подвернулась вечеринка, где все перепились. Ночь была жаркая, и на мне была юбка, которую отец шутливо не советовал мне надевать, чтобы не смущать гостей. Вечеринка мне быстро наскучила, и я пешком пришла домой. Ричард, как всегда, сидел на террасе и читал книгу. Я предложила ему искупаться. Мы разделись и, держа друг друга за руки, вошли в море. Было темно, только в доме Ричарда горел свет. Поплавав немного, мы встали рядом в воде по пояс, и я стала возбуждать его рукой. Несмотря на худобу, англичанин оказался наделен прямым, толстым и острым орудием, не то что эти кривые сосиски из моего Гамбурга…

С тяжелым вздохом Ричард обнял меня и принялся целовать и ласкать, а я, не выпуская из рук, вывела его на мелководье, так, чтобы взять в рот. И взяла. И размазала по рту и груди все, что из него вытекло. Вот так. Потом я выволокла англичанина обратно на песок, мы рухнули и снова пошло дело, хотя в любую минуту могли заявиться родители. Но это меня еще больше возбуждало. Так в поту мы шевелились на песке около часа, раз, два… думаю, я кончила раза четыре. И разошлись по домам.

На другой день я встала поздно и видела Ричарда с женою за завтраком. В дальнейшем мы имели то, что имели на песке, чуть ли не каждый день, но так хорошо уже не было. Тогда на пляже была ночь большого оргазма. Вот за что я люблю Карибскую область. Иногда на пляже вроде что-то получается, но явное не то. Вот какие есть на свете острова.


Росла в Париже, потом — Монреаль, с 12 лет — частная школа для девочек. Мать — шведка, отец — немец, невообразимо эротический франко-немецкий акцент. Ноги, рост. Воплощение «кул блонд», способной часами болтать про антиквариат, абстракционизм и скульптуру Возрождения. Ухажеры клюют на социальный статус и нордический вид, не замечая живой ум и обилие шарма Симоны.

Детство мое прошло в тиши и скуке, никакого секса не было до 17 лет, когда я стала встречаться с адвокатом по имени Макс из теннисного клуба. Сорокалетний дядя с замашками крепостника привязывал меня к доскам и был довольно груб, но все же лучше первого бойфренда, который просто никуда не годился. Макс жаловался на стрессы, он все время кого-то защищал в суде и выплескивал скопившуюся агрессивность на меня. У него, видите ли, бессонница и без отсоса он не заснет. В три часа ночи! Плюс этот бесконечный анальный секс, после которого на уроках трудно сидеть. Позднее я занялась филологией, появился у меня один профессоришка, но после почерпнутого от Макса мат-перемата у него пропала эрекция.

Однажды вечером, в особо хищном настроении, мы с подругой Стефани отправляемся в бар. Вмазали как следует, кроем матом, шокируем кавалеров, словом, ведем себя как садистки. Стешку развезло, и бармен (там Аркаша такой, из России) ловит ей тачку, закидывает ее в эту тачку и со словами: «Сеня, я жду тебя за столиком», я возвращаюсь в бар.

Сижу одна, сосу седьмую водку с тоником, когда подходят ко мне двое высоких, симпатичных. Толкуем о живописи, один из них, мелкий коллекционер, говорит: «Давай как-нибудь сходим на Сотбис». А я ему: «А как насчет чего-нибудь более отчаянного, слабо?» — «На что намекаешь?» — спрашивает второй. Вместо ответа хватаю обоих за ширинки. Типа у кого первый встанет, тот мне и засадит. Ребята смущаются, а я им: «Здесь не шутят». Джеймсу — под тридцать, банкир, пихает Дориана под ребро: нечего, мол, рассусоливать. И вот шуршит под шинами БМW дорога. Едем к Джеймсу. Все трое. Модный район — Ист-Сайд. В лифте меня лапают за грудь и ниже. Становится мокро. А лифт ползет вверх.

Я всегда мечтала о двух сразу, и вот наконец — карнавальная ночь. С постели Джеймса — вид на Сентрал парк и знаменитый Нью-Йоркский горизонт. «Несите масло, я вас натру! Дориан, ты потоньше, бэби, добро пожаловать в заднюю дверь, а ты, Джеймс, займись вот этой избушкой, покамест кувалда в хорошей форме».

Первым полез Дориан. Джеймсу пришлось пососать. Наконец я приняла и его. Ведь я филолог — была фантастическая боль и до боли фантастично. Постепенно ребята нащупали ритм и взяли правильный темп. Довольно быстро я кончила три или четыре раза. Джеймс не останавливался. Уважаю мужчин, которые не спешат. Потом я велела им поменяться местами. Дориан пошел в ванную. Вскоре я снова накачала ему хвост. А Джеймс разносил мне задницу, пока мы все втроем не рухнули в абсолютном помешательстве с воплями: «Б-р-р-р».

Короче говоря, «Агония и экстаз», ведь я — филолог, не забывайте…
Утром я проснулась раньше них, саднит как в аду. Кровь из развороченного зада вытекла на простыню. А что если СПИД? Да нет, хлопцы вроде бы чистые, не торчат, на пидоров тоже не похожи, трахают исключительно недешевых телок. Одеваюсь — и за дверь. Выкуриваю в лифте сигарету. Привратник ловит мне такси. Все еще темно.
И в машине я все еще переживаю мечту о двух во мне.


Работает в одной из ведущих телесетей солнечной Испании. И выглядит молодцом — ярка, сообразительна, знает чего хочет. Личико что надо, правда, сетует на уши a la Микки Маус. Метр шестьдесят три, носится, как торнадо, с неотлипающим сотовым, похожим на какашку с мигающими мухами. В офисе Марта не снимает наушники, чтобы тянуться за трубкой. Родители, опять же, богатые: папа — химик, травит людей потихоньку. Изрядно почудила в студенческие годы, теперь не до этого, но в смысле секса по-прежнему прожорлива и замуж не спешит.

Мои католические предки умерли бы, узнай они, сколько наркотиков и секса имеет их дочь-подросток. Курила дурь, нюхала кокаин и поролась, как подорванная. В школе нас учили монашки, зато с четверга на пятницу мы сшибали бутылки и парней. Клише, скажете вы, — порочные девочки из хороших семей. Пожалуй, да. В универе наркотики я бросила и завязала с блядством, решив, что главное — обрести себя и не бунтовать. Там, в Милане, я спала два года с одним парнем. Училась я старательно, без б. Потом — опять Мадрид, опять — гульня. Перепрыгивала с одного на другого. Любила позлить мужиков, доводить критикой до белого, так сказать, каления. Ух и стерва же я была.

Теперь я не вылезаю из кабинета. По клубам почти не шныряю. Наскучило. Но в прошлом году я, простите за банальность, засиделась допоздна над (ну, конечно) отчетом. Ушла даже уборщица. На мне был надет костюмчик от Армани — такой что в рот поцеловать, прямо иди в ресторан и снимай любого чувака, что, честно говоря, и была мною запланировано в тот вечер.
Я уж собралась уходить, когда сзади подходит детина и давай целовать мне шею и хватать за грудь. Это был наш рыночник Эдуардо, едва знакомый мне по совещаниям.

«Мне прекратить?» — спрашивает. — «Нет». Чувствую «могучая пружина рвется из трусов», уперлась в центр зада сквозь дорогую юбку. Он уносит меня, уносит в офис президента с видом на море и бульвар.

Далее — стол. Срывает трусы. А я — ремень в разные стороны. «Эй, рыночник, иди сюда — стой там». Он стоит — я на коленях. Но рукою успевает и меня… ласкать. Вижу краем глаза: в офисе напротив на углу собралась чиновничья братия. Эдуардо я говорить не стала, пусть наслаждается отсосом. Да ему и не до этого. Когда он начал конвульсировать, я вынула изо рта — не люблю маслят, — и поднесла его держак к столу президента… Гривенник покатился, звеня и подпрыгивая.

Я толкнула Эдичку на стол, сажусь сверху и медленно начинаю водить его членом по клитору, точно археолог щеточкой. Мне и нужна была полуэрекция, чтобы ввести его безболезненно. Постепенно двигая задом я добилась полного «стэнда». Потом устали ноги, и он подмял меня под себя. Сумасшедший, ох, сумасшедший. Порвал зачем-то блузку новую и разметал по кабинету клочки.
А между тем в офисе напротив собралась целая толпа. Они аплодировали. А мой детина ничего не видел и не знал. Я хотела, а он продолжал скоблить мои копчености, пока я не разразилась мультиоргазмом, погрузив ногти в его волосатые ягодицы.

Мы лежали на столе, как трупы. Офис через дорогу погрузился во тьму. И все… И крышка празднику.


Это не ее настоящее имя, она — русская модель, работает на подмостках Милана, Парижа и Нью-Йорка вот уже три года. Опустил описание русской манекенщицы. Она живет в Париже, шестой округ, и сплавляет бойфрендов подругам после трех месяцев сурового тестирования. Вот что она нам тут набуравила.

Я частенько летаю из Парижа в Нью-Йорк. На борту самолета я сама не своя. Есть некая экзотика во всех этих «полчаса до рейса, полчаса до рейса» (напевает по-русски песенку грузина), флиртуешь с незнакомцами, они неловко пробуют тебя подцепить и нервничают.

Однажды в Нью-Йорке задержали вылет, и я три часа провела в таким пассажиром в номере. Вышла я оттуда немного потрепанная… нон-стоп, как говорят у вас.

Год назад я летела ночным рейсом Нью-Йорк-Париж, когда увидела: в салоне бизнес-класса сидит симпатичный брюнет. Уже в самолете последовали красноречивые взгляды. Пассажиры съели ужин и в большинстве своем заснули, а парень погрузился в чтение итальянской газеты. Целый месяц никто меня не.., понимаете… Я уже засыпала, когда он сам подходит ко мне и говорит, что его зовут Массимо.

Моей заветной фантазией было поиметь секс в полете. Поэтому, убедившись, что прислуги поблизости нет, мы удаляемся в комнату отдыха.
Тесно там было, но мы плюнули на удобства. Я расстегнула молнию и беру его член. Моя блузка была на пуговицах. Он расстегивает ее и подсаживает меня задом на крохотную раковину. Перебрасываю левую ногу ему через плечо, пока он держит другую ногу правой рукой, и проникает в меня. Стараемся не шуметь, да куда там! Я надавила на кран (у нас-то в основном вентили), и теплая вода потекла по ляжкам, как в частушке про «курносую». Оргазм был так силен, что мне пришлось укусить Джузеппе за плечо, чтобы не орать. Так с мокрой задницей и кончила теплыми волнами. Одни раз я пробовала героин, но это лучше.

Кое-как приведя себя в порядок, мы с Федерико выходим из уборной, и видим, что на борту все спят. На кухне переговаривались повара за занавеской. В проходе показалась стюардесса. Она странно мне улыбнулась. Умберто и я расселись по своим ветвям и проспали остаток пути. Мы обменялись номерами но ни разу не звонили друг другу. Такие вот приключения итальянцев в России.


Если хочешь быть звездой, поработай-ка… Старая история. Однако подробностей чумовых сексуальных игр, в которые играют молодые, амбициозные, часто в самом деле красивые женщины, разглашаются редко. Чтобы получить единственную роль, ту, что положит начало карьере. Дженнифер в этой среде — свой человек.

Она уже не раз мелькала на экране, но по-прежнему подрабатывает брокером, дабы свести концы с концами. Опять же скандинавские корни. Детство в Висконсине. Болеет за тамошнюю команду. Три года в престижном университете Брауна, платила за учебу, подрабатывая манекенщицей в Нью-Йорке, пока не бросила и не подалась в Голливуд:
«Я приехала в Лос-Анджелес, денег у меня было на год, если кушать одни йогурты и салат, снимая комнату с кем-то на пару. Сразу поняла: главное — знакомства, они, а не талант, решают судьбу актрисы. Впрочем, я ведь — в прошлом модель и еще в Нью-Йорке усвоила кое-какие правила этой игры.
Мне попался хороший агент. Он просветил меня насчет знаменитых и не очень актеров, укладывающих красоток в постель посулами, чтобы через неделю бросить.

Еще в школе, будучи смазливой девчонкой, я научилась отшивать назойливых парней. У меня был один бойфренд, с ним у меня были здоровые отношения, в основном в машине родителей. С ним я научилась сосать. В колледже я, так сказать, продолжила образование, обучив пяток парней тому, что у них неважно получалось. В Нью-Йорке у меня был одни актер… типа Киану Ривза, я даже называла его Ай да Хо!

В Лос-Анджелесе я поняла, какие мужчины бесстыжие, какие они нетерпеливые, как уверены в своем шарме. Ну кто скажет «нет» артисту, продюсеру, режиссеру? Язык не повернется.

Я знала одного актера, который по утрам проводил у зеркала не меньше часа. У меня сложились странные отношения с Паркером, он — выпускник Гарварда, трудяга, сын богача. Мы сошлись на почве любви к Вуди Аллену. Талантливый еврей. Мы брали фильмы напрокат и смотрели их вдвоем. Паркер уставал на службе, секс с ним был скучен, оргазм?.. я кривлялась для проформы. Вскоре мы перестали встречаться.

Но однажды вечером странный зов вытащил меня из постели, обул в туфли на шпильках, нацепил черные очки и погнал меня к нему в Санта-Монику.
Вошла в дом. Крадусь по лестнице. Спальня. А вдруг там другая? Нет, мой Паркер крепко спит, рядом стоит система, вставляю Си-Ди, надеваю очки, даю громкость и вспрыгиваю на кровать.

Это были «Смешин Пампкинс», и он проснулся в панике. А над ним я: «Бэби!» Набрасываюсь и ну сосать. Он что-то бормочет. Шок. Но вскоре шок сменяет эрекция, и следует многочасовая бомбежка. Впервые Паркер был таким — агрессивно-живой, он даже раком меня драл. По-собачьи, понимаете ли. Видимо, в Гарварде их не всему учат.

Мы катались по полу. Паркер расчувствовался: мол, такое впервые, а я ему говорю: «Лиха беда начало».

Странно, но на эмоциональном уровне мы не продвинулись — все-таки он был для меня слишком рафинированный, Гарвардская штучка. Года через пол мы решили расстаться, но иногда меня серьезно подмывает заявиться к нему в хибару как тогда.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Анти-спам (введите символы в цифрах) ***